На следующих нескольких страницах кратко излагаются позиции левых коммунистов, которые организованы в Международную Коммунистическую партию (ICP), и чей печатный орган в англоязычных странах представлен как «Communist Left». Доктрина и программа, воплощаемые партией, являются продуктом исторического отбора, а не детищем никчёмных гениев. Они были сплавлены вместе историей в один стальной блок в ходе бурной и кровавой классовой борьбы, которая в середине XIX века привела к появлению нового класса – пролетариата.

Партия - это школа мысли и метод действия. Доктрина, программа, тактика и организация образуют партию. Рабочий класс существует как таковой только благодаря своей партии; без нее пролетариат является классом только в статистическом смысле.

Существование партии зависит не от воли великих руководителей, а скорее от поколений ее борцов, ревностно охраняющих и чутко соблюдающих ее основные черты и насаждающих их во всех практических вытекающих последствиях; сила же партии зависит от развития социальных противоречий. По этой причине в какие-то моменты истории она сокращается до небольшого числа решительных боевиков, в другие – растёт, увеличивает свой состав и становится социальной силой, способной определить исход окончательного столкновения с властью капитала.

По этим причинам исключается возможность того, что партия однажды может вновь поставить себя во главе борющихся масс, как это было в славный период 1917-1926 годов, с помощью тактических приемов, дипломатических механизмов, беспорядочных связей с другими левыми политическими группами или новшеств пророческого значения в области сложного переплетения партийно-классовых отношений.

Исключено также, что партия может увеличить свой членский состав путем официального введения бессмысленной формальной дисциплины, неизбежного аналога восстановления демократических практик, которые теперь навсегда запрещены не только в самом сердце нашей организации, но и в государстве и обществе. Такие мелкие уловки, как эти, убивают партию как классовый орган, даже если ее членство возрастет.

Это низкие уловки, которые предают стремление предводителей и полководцев осуществить "прорыв", в ложной надежде вырваться из гетто, в котором настоящая партия заключена не по своей воле, а под давлением контрреволюции, которая вот уже почти столетие одерживает победу в мировом масштабе именно путем искажения задач и сущности партии.

Лучшее доказательство бесполезности такого маневра, лучше, чем выведение его из критики концепций, дает исторический опыт. Хотя отношения власти между социальными классами нисколько не изменились, различные троцкистские течения и левые деятели различных толков повсюду проповедуют, что партия должна приспосабливаться к обстоятельствам, т. е. проводить "реалистичную" политику, состоящую в непрерывном изменении направления.

Если размеры партии сегодня невелики, а ее влияние на пролетарские массы практически отсутствует, то причина этого кроется в классовой борьбе, в исторических событиях, и мы должны быть достаточно смелы, чтобы сделать вывод, что, либо марксизм должен быть отвергнут, а вместе с ним и партия, либо марксизм должен остаться неизменным. Предвосхитив этот урок на доктринальном уровне, Левые также извлекли из этой материалистической и исторической проверки фундаментальный урок: ничего не добавлять, ничего не менять. Давайте же останемся на своих позициях!

Эта брошюра является текстом международной коммунистической партии, и, как и все другие ее тексты, она подтверждает и подкрепляет традиционные позиции итальянских левых. Существующие вне условных событий органического и исторического отбора формальные организации. Эти единые доктрина и практика сегодня полностью подтверждены только одной организацией, чей печатный орган называется «Communist Left» на английском языке, «Comunismo» и «Il Partito Comunista» на итальянском, «El Partido Comunista» на испанском.

Заметим еще раз, что мы ожидаем, что возрождение революционного классового движения последует за обострением и радикализацией социальной борьбы, которая возникнет вследствие ускорения противоречий внутри капиталистического строя. Партия будет расти вместе с этими процессами, если, исходя из своей незыблемой доктрины и неизменной программы, она будет понимать, как в каждой пролетарской борьбе, в которой она участвует, направлять их одновременно против предательского оппортунизма ложных рабочих партий, против националистического и патриотического профсоюзного движения, против капиталистического государства и буржуазного политического фронта.

В этой борьбе левые одиноки и знают, что они останутся одинокими не по собственному выбору, а в связи с благотворным уроком, извлеченным из прошлых поражений пролетариата. В этих поражениях основную контрреволюционную роль играли убеждения и организации, которые, хотя и притворялись вдохновленными пролетариатом и даже марксизмом и революцией, но на самом деле представляли интересы мелкой буржуазии и рабочей аристократии, и их действия всегда сводились к тому, чтобы сначала остановить, затем разделить и, наконец, передать пролетарский фронт врагу.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как мы свели счеты со всеми новоявленными профсоюзными лидерами, анархистами и "левыми крыльями", или, скорее, с тех пор, как это сделала история, которая безжалостно разрушила их труды и доктрины.

Мы посвящаем этот короткий текст прежде всего пролетарской молодежи, чтобы она с присущей ей храбростью, самоотверженностью и духом могла навсегда отказаться от иллюзорных соблазнов современного общества, от ложных сказок о демократии и национальной солидарности, о реформизме и постепенности, чтобы принять программу борьбы, битвы на анонимном и обезличенном революционно-коммунистическом фронте.

Ведь именно наша молодежь должна будет привести коммунизм к победе.

Международная коммунистическая партия создана на основе следующих принципов, установленных в Легхорне в 1921 году при основании Коммунистической партии Италии (часть Коммунистического Интернационала).

1. При современном социальном строе капитала конфликт между производительными силами и производственными отношениями развивается все более быстрыми темпами, порождая противоположные интересы и классовую борьбу между пролетариатом и господствующей буржуазией.

2. Производственные отношения сегодня охраняются властью буржуазного государства: какова бы ни была форма представительных органов и применения выборной демократии, буржуазное государство остается органом защиты интересов класса капиталистов.

3. Пролетариат не может ни разрушить, ни изменить эксплуатирующую его систему капиталистических производственных отношений без насильственного свержения буржуазной власти.

4. Неотъемлемым органом революционной борьбы пролетариата является классовая партия. Коммунистическая партия, содержащая в себе наиболее сознательную и решительную часть пролетариата, объединяет усилия трудящихся масс и превращает их борьбу за отдельные групповые интересы и сиюминутные выгоды в общую борьбу за революционное освобождение пролетариата. Партия несет ответственность за распространение революционной концепции в массах, за создание материальных средств действия, за ведение рабочего класса по пути его борьбы посредством обеспечения исторической преемственности и международного единства движения.

5. После свержения капиталистической власти пролетариат должен полностью уничтожить старый государственный аппарат, чтобы стать господствующим классом и установить свою собственную диктатуру, иначе говоря, он будет лишать всех прав буржуазный класс и отдельных лиц в нем до тех пор, пока они социально выживают, и будет основывать органы нового порядка только на производящем классе. Коммунистическая партия, установив себе эту основную цель как отличительную черту своей программы, в то же время представляет, организует и направляет пролетарскую диктатуру.

6. Только посредством силы пролетарское государство сможет систематически вмешиваться в общественное хозяйство и принимать те меры, с помощью которых коллективное управление производством и распределением займет место капиталистической системы.

7. Эта трансформация экономики и, следовательно, всей общественной жизни постепенно устранит необходимость в политическом государстве, механизм которого постепенно сменится рациональным управлением человеческой деятельностью. В отношении капиталистического мира и рабочего движения после Второй мировой войны позиция партии основывается на следующих моментах:

8. В первой половине XX века капиталистическая экономика стала свидетелем введения монополистических трестов среди работодателей. Были предприняты попытки контролировать и управлять производством и обменом посредством централизованного планирования, вплоть до государственного управления целыми отраслями производства. В политической сфере наблюдается рост численности полицейского и военного вооружения государства, а также правительственного тоталитаризма. Ни один из последних не является новым типом социальной организации переходного характера между капитализмом и социализмом, равно как и возрожденными формами добуржуазных политических систем. Напротив, они представляют собой частные формы все более прямого и исключительного управления властью и государством наиболее развитыми силами капитала.
    Этот процесс исключает мирную, прогрессивистскую и эволюционистскую интерпретацию курса буржуазного строя и подтверждает наши представления о классах, сосредоточивающих и организующих свои силы на противоположных сторонах. Чтобы пролетариат уравнял силу своего врага с возродившейся революционной энергией, он должен отвергнуть, как требование или как средство агитации, иллюзорное возвращение к демократическому либерализму и конституционным гарантиям; классовая революционная партия должна сделать исторический шаг к тому, чтобы раз и навсегда ликвидировать практику заключения союзов, даже по временным вопросам, как с буржуазными и мелкобуржуазными партиями, так и с псевдорабочими партиями, принявшими реформистские программы.

9. Империалистические войны показали, что кризис капиталистического разложения неизбежен, решительно открывая фазу, в которой его экспансия означает уже не непрерывный рост производительных сил, а чередование нарастания и разрушения. Эти войны стали причиной ряда глубоких кризисов в международных организациях трудящихся, причем господствующие классы сумели навязать им военную и национальную солидарность, заставив их выстроиться на том или ином фронте войны. Есть только одна исторически жизнеспособная альтернатива, которая может быть предложена в этой ситуации, - это возрождение классовой борьбы внутри стран, ведущее к гражданской войне трудящихся масс с целью свержения власти буржуазных государств повсюду вместе со всеми их международными коалициями. Необходимым условием для этого является воссоздание международной коммунистической партии как самостоятельной силы, не зависящей ни от какой существующей политической или военной мощи.

10. Аппарат пролетарского государства, поскольку он является средством и орудием борьбы в переходный период между двумя общественными системами, не выводит свою организационную силу из каких-либо существующих конституционных принципов или программ, направленных на то, чтобы представлять все классы. Наиболее полным историческим примером пролетарского государства до настоящего времени являются советы (рабочие советы), существовавшие во время Октябрьской революции 1917 года, когда рабочий класс вооружился под руководством большевистской партии, когда завоевание власти было совершено тоталитарным путем и Учредительное Собрание было разогнано, когда шла борьба за отражение нападений иностранных буржуазных правительств и подавление внутреннего восстания побежденных классов, средних классов и оппортунистических партий – неизбежные союзники контрреволюции в решающие моменты.

11. Полное достижение социализма невозможно в пределах лишь одной страны, и социалистическое преобразование не может быть осуществлено без провалов и временных поражений. Защита пролетарского строя от постоянно существующих угроз упадка может быть обеспечена только в том случае, если управление пролетарским государством будет постоянно согласовываться с международной борьбой рабочего класса каждой страны против своей собственной буржуазии, государственного и военного аппарата; эта борьба не может быть прекращена даже в военное время. Необходимая координация может быть обеспечена только в том случае, если Мировая Коммунистическая Партия будет контролировать политику и программу государств, в которых рабочий класс пришел к власти.

Однако мы лишь условно связываем это несчастье с именем Сталина, предпочитая вместо этого объяснять его давлением объективных социальных сил, нависших над Россией после того, как революционное пламя октября 1917 года не смогло распространиться по всему миру. Слишком поздно стало ясно, что для сопротивления этому давлению необходим программный и тактический барьер, который, даже если бы не смог предотвратить поражение, все же сделал бы возрождение международного коммунистического движения менее трудным и мучительным.

Критерий, вдохновивший левых и породивший эти убеждения, был и остается следующим: укрепление коммунистических партий зависит не от тактического маневрирования или проявления субъективного волюнтаризма, а от объективного факта осуществления революционного процесса, который не имеет оснований подчиняться законам непрерывного и линейного процесса. Захват власти может быть близок или далек, но в обоих случаях, и прежде всего в первом, подготовка к нему (и подготовка к нему более или менее многочисленного слоя пролетариата) означает пресечение любых действий, которые могли бы привести коммунистическую организацию к рецидиву оппортунизма, аналогичного тому, как это произошло во 2-м Интернационале, то есть нарушению неразрывной связи между средствами и целями, тактикой и принципами, ближайшими и конечными целями, неизбежно ведущему к электорализму и демократизму в политике и к реформизму в социальной сфере.

Начиная с 1926 года конфликт переносится непосредственно в политическую плоскость и заканчивается расколом между интернационалом и левыми силами. На повестке дня стояли два вопроса: "социализм в одной стране" и, вскоре после этого, "антифашизм". "Социализм в одной стране" является фактически двойным отрицанием ленинизма: во-первых, он обманным путем выдает за социализм то, что Ленин четко определил, как "капиталистическое развитие на европейский лад в мелкобуржуазной и средневековой России", а во-вторых, он отделяет судьбы русской революции от судьбы мировой пролетарской революции. Это доктрина контрреволюции. Внутри СССР она использовалась бы для оправдания репрессий против марксистской и интернационалистской старой гвардии, включая Троцкого, в то время как за ее пределами она выступала бы за сокрушение левых течений центристскими фракциями, часто явно происходившими из социал-демократии и "полностью подчиненными буржуазии" (Троцкий).

Поскольку рабочий класс был теперь запряжен в кровавую повозку империалистической войны 1939-45 годов, то скудные силы Интернационала и интернационалистического коммунизма, если они и уцелели где-то, никак не могли повлиять на ситуацию: и призыв к "превращению империалистической войны в гражданскую войну", который впервые прозвучал в 1914 году и предвещал русскую революцию 1917 года, теперь остался без внимания – отвергнутый и презираемый. В послевоенный период не только не оправдались" наивные " надежды на экспансию революционного коммунизма на острие русских штыков, но и воцарился неоминистериализм еще более худший, чем правое крыло второго Интернационала, хуже потому, что осуществлялся в более сложный период капиталистического перестроения: перестройка, которая благоприятствовала государственной власти (разоружение пролетариев в партизанских отрядах), спасению национального хозяйства (кредиты на реконструкцию, принятие мер жесткой экономии во имя "высших интересов" нации и т. д.). Позже, в "народных демократиях", было принято решение о восстановлении порядка, который был выдан за "Советский" (Берлин, Познань, Будапешт).

Но как только их открытое сотрудничество у руля государства перестанет быть требуемым, "коммунистические" партии, связанные с Кремлем, будут оттеснены на задворки чисто парламентской "оппозиции", загнанной туда сторонниками войны и "мира" во все более закованном в цепи мире полицейских государств и фашизма. Но, далекие от того, чтобы вновь открыть ВИА Маэстра Ленина (чего они не могли бы сделать, даже если бы захотели), они все глубже и глубже погружались в яму тотального ревизионизма, наконец достигнув в последние годы самого дна, когда они не могли ни предсказать, ни проповедовать конец капитализма, ныне превознесенного в виде международной торговли (глобализации), или конца буржуазного парламентаризма, который, напротив, теперь должен был защищаться от нападок буржуазии, нуждавшейся в напоминании о своем "славном" прошлом. В конце концов даже видимость борьбы между "социалистическим" и "капиталистическим" лагерями, тот ничтожный уровень, до которого сталинизм низвел классовую борьбу, была отброшена, чтобы освободить место для лозунга "сосуществование и мирная конкуренция!" - в международном масштабе.

Наконец, будучи уже не в силах терпеть слово "коммунист", которое так долго тяготило их, эти партии сменили свое название.

Следствием "сосуществования" и экономической конфронтации могла быть только полная ликвидация сталинизма. Поэтому для нашей партии полное отрицание сталинизма странами Восточного блока не является неожиданностью; действительно, мы предвидели его как неизбежный и заключительный шаг, необходимый для того, чтобы преодолеть на экономическом уровне их отрыв от мирового рынка и выйти за пределы той автаркии, которая необходима в отсталых странах для развития их национальной капиталистической промышленности до такой степени, чтобы они могли конкурировать с промышленным производством старых капиталистических держав.

Россия теперь уже не претендует на то, чтобы быть" социалистической", а стала полностью капиталистической страной со всеми ее пролетаризирующими производителями и со всей экономической, политической, социальной и моральной мерзостью подлинной капиталистической демократии. Сталинское предательство коммунизма и последовавшее за ним сотрудничество с прогнившим западным капитализмом привели к тому, что коммунистическая революция 1917 года, потрясшая мир от пылающего величия, превратилась в холодный пепел. Но в то же время она вырвала Россию из ее полуфеодальной инертности, осуществив - огнем и мечом и всеми неизбежными жестокостями, сопровождавшими ее, – свое примитивное капиталистическое аккумулирование. Российская попытка замаскировать под социализм явный капитализм провалилась. Преобладание последней формы производства во всех уголках страны вовсе не свидетельствует о поражении коммунизма, а, напротив, служит наилучшим условием его будущего успеха.

Но из глубины бездны, в ожидании грядущего пролетарского возрождения, поднимается призыв: "Рабочие всего мира - объединяйтесь!" и "Диктатура пролетариата!". Это наш призыв.

С точки зрения общей доктрины исторической и социальной революции, старое коммунистическое движение уже деградировало до такой степени, что отвергает "катастрофическое" видение Маркса: ни противостояние классовым интересам, ни столкновения между государствами не приведут, говорят они, к ожесточенной борьбе, к вооруженным конфликтам. В основном они поддерживали идею международного мира, называемого мирным сосуществованием, а также социального мира, гарантированного консервативным и реакционным лозунгом "новой демократии", которая будет основана на" демократическом планировании", "структурных реформах" и "борьбе с монополиями". В действительности сталинский и особенно постсталинский "коммунизм" был лишь апологией прогресса в его восхвалении роста производства и производительности, а также апологией капитализма в его прославлении роста торговли.

Сегодня, когда "мирное сосуществование "уступило место неустойчивой международной ситуации, в которой ведется поиск новых путей урегулирования в преддверии очередного мирового конфликта, оппортунистические, псевдорабочие партии уже не отличаются, даже в формальном смысле, от существовавших тогда, самопровозглашенных "правых" партий.

В отличие от этого разнообразия позиций, Марксистская позиция остается прежней: при капитализме рост производства и производительности связан с усилением эксплуатации труда капиталом, с ростом прибавочной стоимости, измеряемой неоплачиваемой частью труда. Использование рабочих, тот "резервный фонд", который рабочий класс создает как в индивидуальной, так и в социальной форме (страхование от болезней и старости, семейное законодательство и т. д.) может увеличиваться, но в то же время увеличивается и зависимость производителей от капитала, и условия их жизни становятся еще более нестабильными из-за взлетов и падений рыночной экономики. Вместо того чтобы классовые противоречия ослабевали, они подталкивались, по сути, к их максимальной степени.

Расширение торговли означает усиление господства развитых стран над слаборазвитыми странами, а также усиление естественной конкуренции между развитыми странами. Объединяя различные народы и различные континенты в рамках все более глобальной экономики, являющейся настоящим, хотя и невольным завоеванием, международная торговля представляет собой диалектически "негативный" аспект, который ее апологеты лицемерно игнорируют: то есть она готовит почву для торговых, а, следовательно, и финансово-промышленных кризисов, единственным исходом которых может быть, как сегодня, так и вчера, империалистическая война. Более того, все большая часть производительных сил в настоящее время растрачивается не только на производство "товаров и услуг", которые "взаимовыгодны" и "честно торгуются" (столь дорогие духу оппортунистов Востока и Запада), если они стремятся "одарить" все человечество, но и на производство разрушительного оружия, главная функция которого на самом деле является экономической (накапливая за счет поглощения перепроизводства), а не военной.

Капитализм есть бесконечное воспроизводство капитала; целью капиталистического производства является сам капитал. Рост товарного производства сверх всяких естественных пределов, с поразительной скоростью, порождает не лучшее благосостояние человечества, а скорее серию катастрофических кризисов перепроизводства, разоряющих общественную жизнь на всей планете. В таких кризисах, которые десятилетиями отрицались буржуазными теоретиками и считались неизбежными истинным марксизмом, рабочий класс является первой жертвой, несущей на себе тяжесть безработицы, снижения заработной платы и увеличения рабочей нагрузки.

Для капитализма война является необходимым следствием его периодических кризисов перепроизводства. Поэтому капиталистическая война неизбежна. Только огромные разрушения, спровоцированные современными мировыми войнами, позволяют капитализму заново начать свой адский цикл восстановления-накопления. Империалистические мировые войны нашей эры, хотя они и неизменно скрываются за "гуманитарными", "демократическими", "пацифистскими", "оборонительными", "антитеррористическими" ширмами, крайне необходимы различным капитализмам для деления истощенных рынков, для дележки континентов между собой. Поэтому они являются войнами за сохранение капитализма, как в экономическом плане, так и в той мере, в какой они обеспечивают во время кризисов уничтожение той части рабочей силы, которая превышает сниженную способность системы производства использовать ее. По сути дела, это чудовищная расправа над рабами, которую капитал в данный момент не в состоянии поддерживать. Либо война, либо революция, другого пути нет.

Революционно-коммунистическое отношение к войне состоит в том, чтобы осудить идею мира, совместимого с капитализмом, как страшную иллюзию и признать, что только свержение буржуазной власти и разрушение производственных отношений, основанных на капитале, освободит человечество от этой повторяющейся трагедии. По Марксу и Ленину партия провозглашает тактику классового антимилитаризма, братания на фронтах, революционного поражения на фронте и в тылу, целью которой является превращение войны между государствами в войну между классами.

Из-за фундаментального противоречия, которое сводит на нет все легальные и межклассовые пацифистские движения, осуждающие войну только в рамках нынешнего режима, коммунизм ожидает, в силу их буржуазного истока, что всякий раз, когда они будут вынуждены выбирать между войной и революцией, они обязательно выберут первую. Вместе с Лениным мы рассматриваем их как фактор замешательства, губительный для правильной боевой ориентации пролетариата, и как дополнительный инструмент милитаризма, используемый для вовлечения рабочих в войну. На самом деле именно пацифисты, приписывая "агрессору" этого времени те зверства против мирного населения, которые всегда и неизбежно вызывают империалистические войны, в конечном итоге идут к буржуазным государствам и просят их "положить этому конец любыми средствами", а пролетариев просят убивать друг друга во имя фальшивых идеалов "мира", "демократии", "цивилизации" и т. д.

Когда мы имеем дело с еще более классически реформистскими аргументами постсталинизма, позиции революционного марксизма остаются такими же, какими они были во времена расцвета социал-демократии: современный капитализм вовсе не характеризуется "отсутствием планирования" (Энгельс это уже видел!), и в любом случае одно только" планирование", какого бы рода оно ни было, далеко не достаточно для характеристики социализма. Даже исчезновение (более или менее достоверное в данном случае) общественной личности капиталиста, которая якобы отличала русское общество, не является достаточным доказательством того, что сам капитализм был упразднен (и Маркс это уже видел!). Капитализм есть, в конечном счете, не что иное, как низведение современного рабочего до положения наемного работника; и там, где вы видите наемных работников, вы видите капитализм.

Сочетание апологии капитализма с реформизмом старомодного социал-демократического типа, которое отличает русский и китайский "коммунизм" (хуже даже классического реформизма), связано с поражением, которое в той мере, в какой оно является психологическим и идеологическим отражением распада революционной силы пролетариата, выхолащивает даже тот бунт, который он сам поднял в некоторых рабочих слоях. Этот новый, более опасный реформизм состоит прежде всего в отрицании того, что рабочий класс может преодолеть усилившуюся конкуренцию, разделяющую его в настоящее время, что он может восстать против деспотизма потребностей, созданных капиталистическим процветанием, что он может избежать кретинизации, порожденной буржуазной организацией достатка, досуга, "культуры", что он может создать свою собственную революционную партию. Во-вторых, он прямо или косвенно подразумевает, что новое оружие, которым обладает правящий класс, каким-то образом сделало его более непобедимым, чем раньше. Между тем мы убеждены, что власть капитализма есть лишь переходная фаза истории, и потому все эти положения, равнозначные отказу от всякой революционной надежды перед всесильным капитализмом, нами отвергаются.

Одни и те же пораженческие позиции мы находим во всех эпохах политической и социальной реакции (то есть суеверное уважение к военной мощи врага, с которым уже боролся Энгельс еще во времена "обычных" ружей и пушек; обывательское неуважение и презрение к "тупости", "невежеству" и "недостаток идеализма" рабочих, с которым уже боролся Ленин и все революционные борцы), но каждая эпоха создает свои собственные насущные причины для веры в них (атомные и водородные бомбы или, как в объяснениях Маркуса, неизлечимо разлагающая сила "общества потребления"!).

Центральным инструментом такого морального запугивания являются сегодняшние влиятельные средства массовой информации, которые навязчиво повторяют, что нынешнее общество является "меньшим злом".

Тем не менее, гораздо больше, чем в этих видах разложения, сила капитала заключается сегодня, как и вчера, в сокрушении производителя продолжительностью рабочего дня, рабочей недели, рабочего года, рабочей жизни. Но капитал должен в силу обстоятельств исторически ограничить эту продолжительность; он делает это медленно, неохотно, с постоянными отступлениями назад, но он не может этого избежать, и последствия этого, как видели Маркс и Энгельс, обязательно будут революционными, особенно учитывая то, что он вынужден одновременно наставлять (и в тоже время одурманивать) своих будущих "могильщиков". Есть две основные перспективы на будущее: 1) разразится очередной кризис типа 1929 года и низведет сегодняшнего "обуржуазенного рабочего" до пролетарского состояния (для нас наиболее вероятно), и 2) долгая историческая фаза экспансии и "процветания" капитализма; и все же вы должны быть явным сторонником пораженчества (как и маоисты, Кастро, Геваристы и т. д.), чтобы вывести из нынешней неорганизованности пролетариата категорическое историческое осуждение, общественно обусловленную "неспособность" восстановить партию и классовый Интернационал и, следовательно, необходимость других социальных слоев и общественных категорий (крестьян, студентов и т. д.) занять его место в качестве авангарда социальной революции.

Еще более абсурдно такое убеждение: из-за большей социальной мощи, которую само развитие капитализма дает наемному классу, последний оказывается бессильным и неспособным выполнить главную обязанность любой исторической социальной революции, заключающуюся в разоружении классового врага путем тоталитарного присвоения его военного потенциала.

В социально-политическом плане окончательная победа демократизма над революционной доктриной старого коммунистического движения достигается тогда, когда "сопротивление тоталитаризму" ставится как задача пролетариата и всех социальных слоев, угнетаемых капиталом.

Эта установка, первым историческим проявлением которой был антифашизм (как военный, так и довоенный), затронула все партии, связанные с Москвой (и такие, как отделившийся Китай), и закончилась отказом от единой партии (однозначно Ленинской и Коммунистической по происхождению) как необходимого революционного проводника и лидера пролетарской диктатуры. В "народных демократиях" так называемого "социалистического лагеря" власть находится в руках народных и национальных "фронтов", партий или "лиг", которые явно представляют собой блок из различных классов. Между тем "коммунистические" партии, действующие в "буржуазном лагере", официально отказались от учения о том, что революционное классовое насилие является единственным способом завоевания власти, и опровергли тот факт, что единственным средством сохранения классовой диктатуры является только коммунистическая партия. Вместо этого они обхаживали другие партии, социалистов, католиков и т. д. вступая с ними в "диалоги" и обещая "социализм", который будет управляться совместно несколькими партиями, представляющими "народ". Эта тенденция, горячо приветствуемая всеми врагами пролетарской революции (сталинский "коммунизм" отвергает все, что напоминает им о славе Красного Октября), не только пораженческая, но и иллюзорная.

Точно так же, как пролетариат не претендует на какую-либо свободу для себя при деспотическом режиме капитала и потому не сплачивается вокруг знамени ни "формальной", ни "подлинной" демократии, он, установив свой собственный деспотический режим, начнет подавлять все свободы социальных групп, связанных с капиталом, и это будет неотъемлемой частью его программы. Для буржуазии борьба на политической арене происходит не между классами, а как "дебаты" между свободными и равными личностями, это скорее борьба мнений, а не физических и социальных сил, разделенных неразрешимыми противоречиями. Но в то время как буржуазия маскирует свою диктатуру под маской демократии, коммунисты, которые со времени Манифеста "пренебрегают скрывать свои взгляды и цели", открыто заявляют, что революционное завоевание власти является необходимой прелюдией к социальному палингенезу, подразумевает в то же время тоталитарное господство бывшего угнетенного класса, воплощенного в их партии, над бывшим господствующим классом.

Антитоталитаризм - это разделение классов, находящихся на той же социальной основе, что и класс капиталистов (частное присвоение средств производства и самих продуктов), но тем не менее неизменно подавляемых им. Это идеология, являющееся общей для различных движений "интеллигенции" и "студентов", которые наполняют современную политическую сцену, идеология городской и сельской мелкой буржуазии и среднего класса - это отчаянная попытка цепляться за исторически осужденные мифы о мелком производстве, о верховенстве личности и "прямой демократии". Поэтому она одновременно и буржуазна, и антиисторична, и потому вдвойне антипролетарна. Уничтожение мелкой буржуазии под ударами молота крупного капитала исторически неизбежно и представляет собой в социальном смысле, одновременно капиталистически жестокий и затяжной, шаг к социалистической революции в том смысле, что она вносит единственный реальный исторический вклад капитализма: централизация производства и социализация производственной деятельности.

Для пролетариата возврат к менее сконцентрированным формам производства (даже если бы это было возможно) означал бы только отклонение от его исторической цели достижения полностью общественного производства и распределения. Поэтому он не признает своим долгом ни защиту мелкой буржуазии от "большого бизнеса" (оба в равной степени враги социализма), ни утверждение плюрализма и "полицентризма" в политике, которые он не имеет никаких оснований принимать ни на экономическом, ни на социальном уровне.

Поэтому лозунг "борьбы с монополиями" в защиту мелкого производства является реакционным, как и ошибочный мелкобуржуазный ответ на связанную с ним деградацию русской революции. Для нас причиной деградации являлась неудача в распространении и продлении пролетарской революции, а также отказ от коммунистического интернационализма, тогда как для мелкой буржуазии революция была неудачей с самого начала, потому что она была антидемократичной, так как установила пролетарскую диктатуру. Все в равной степени реакционные движения среднего класса видят революционный процесс как постепенное завоевание небольших островков периферийной "власти" пролетарскими структурами, организованными на рабочих местах (и обреченными на это), это и есть фантастическая "прямая демократия" (как в Грамшистской и Ординовистской теории фабричных советов). Эти теории игнорируют главную проблему завоевания политической власти, разрушения капиталистического государства и необходимости в партии как центральном органе рабочего класса. Для других же всё, что необходимо для реализации "социализма" – это сеть "самоуправляемых" предприятий, каждое из которых имеет свой собственный план, разработанный "решениями снизу" (Югославская теория самоуправления). Таким образом, мелкобуржуазные теоретики полностью отрицают возможность "общественного производства, регулируемого социальным прогнозированием", которое, как показал Маркс, является "политической экономией рабочего класса" и которое становится возможным только при условии выхода за пределы основных производственных элементов капиталистической экономики и "слепого правила" рынка, в котором они находят единственный, хаотичный и непредсказуемый соединительный элемент.

До и после взятия власти, как в политике, так и в экономике, революционный пролетариат не идет и не может идти на какие-либо уступки антитоталитаризму, новому варианту того идеалистического и утопического антиавторитаризма, который Маркс и Энгельс обличали в своей долгой полемике с анархистами и который Ленин показал в государстве и революции сходным с постепенным и демократическим реформизмом. Однако мелкие производители получат от социалистического пролетариата совсем иное отношение, чем то, которое было им уготовано при капитализме, который на протяжении всей своей истории относился к этому классу с крайней жестокостью. Но по отношению к непосредственно малому производству, к его политическому, идеологическому и религиозному отражению действие пролетариата будет несравненно более решительным, быстрым и, коротко говоря, тоталитарным. Пролетарская диктатура избавит человечество от бесконечного количества насилия и страданий, которые при капитализме являются его "хлебом насущным". Она сможет это сделать ровно постольку, поскольку будет без колебаний применять силу, запугивание и, при необходимости, самые решительные репрессии против любой социальной группы, большой или малой, стремящейся воспрепятствовать выполнению ее исторической миссии.

Итак, кто бы ни объединял понятие социализма с какой бы то ни было формой либерализма, демократизма, фабрично-заводских советов, местничества, плюрализма или, что еще хуже, антипартийности, тот оказывается вне истории, вне пути, ведущего к возрождению партии и Интернационала на тоталитарно-коммунистической основе.

С момента появления Манифеста Коммунистической партии в 1848 году, название которого намеренно опускает национальные особенности, коммунизм и борьба за революционное преобразование общества были по определению интернациональны и интернационалистичны: "У рабочих нет страны", "Совместные действия, по крайней мере в цивилизованных странах, являются одним из первых условий освобождения пролетариата".

С самого своего основания в 1864 году Международная Ассоциация Рабочих указала в своих "Временных Правилах Ассоциации", что "все усилия, направленные на достижение этой великой цели ["экономическое освобождение рабочих классов"], до сих пор не увенчались успехом из-за отсутствия солидарности между многообразными разделениями труда в каждой стране, а также вследствие отсутствия братских отношений союза между рабочими классами разных стран", и она решительно провозгласила, что "эмансипация труда есть не местная и не национальная, а социальная проблема, охватывающая все страны, в которых существует современное общество, и зависящая в своем решении от единства практических и теоретических интересов наиболее развитых стран". В 1919 году Коммунистический Интернационал родился из долгой борьбы левых Интернационалистов всего мира за превращение империалистической войны в гражданскую, будь то в самой демократичной из республик, в самой авторитарной из империй или в самой конституционной и парламентарной из монархий, он сразу же сделал правила 1-го Интернационала своими собственными. Он провозгласил, что "новый рабочий интернационал создан для организации общих действий между рабочими разных стран, для того чтобы свергнуть капитализм и установить пролетарскую диктатуру и международную Советскую республику, которая полностью упразднит классы и приведет к социализму, первой стадии коммунистического общества", и добавил, что "организационный аппарат Коммунистического Интернационала должен гарантировать рабочим каждой страны возможность получения в любой момент максимально возможной помощи от организованных пролетариев других стран".

Нить этой великой традиции была оборвана в период между войнами сочетания теории и практики "социализма в одной стране", а также замены Диктатуры Пролетариата борьбой за демократию против фашизма. Первая политика разорвала связь между судьбами победоносной революции в России и революционным пролетарским движением в остальном мире и определила развитие последнего вокруг интересов российского государства. Вторая, разделив мир на фашистские и демократические страны, обязала пролетариев, живущих при тоталитарных режимах, бороться против собственного правительства, а не за революционное завоевание власти, между тем для восстановления демократических и парламентских институтов пролетариям, живущим при демократических режимах, приходилось защищать свои собственные правительства и, если это было необходимо, бороться против своих братьев по ту сторону границы, в результате чего судьба рабочего класса была связана с их соответствующими "отечествами" и буржуазными институтами.

Распад Коммунистического Интернационала во время Второй мировой войны был неизбежным следствием этого изменения доктрины, стратегии и тактики. Следом за недавней империалистической резней в Восточной Европе возникли государства, которые, называя себя социалистическими, провозгласили и яростно защищали свой национальный "суверенитет" (даже от своих якобы "братских" государств границы столь же ревностно охранялись). Хотя они и определяли себя как членов "социалистического лагеря", экономические конфликты и напряженность, по-прежнему разделявшие их, все же достигли такой критической точки, что, видимо, ничего не оставалось, кроме как разрешить их с помощью грубой силы (Венгрия, Чехословакия). С другой стороны, там, где военное вторжение было бы невозможно, произошли фундаментальные расколы, как в случае с Югославией и Китаем. Таким образом, партии, которым еще только предстояло "прийти к власти", в конечном итоге потребовали своего собственного "национального пути к социализму" (который затем стал уникальным способом для всех отречься от революции и Диктатуры Пролетариата и полностью придерживаться демократической, парламентской и реформистской идеологии). Вскоре мы стали свидетелями того, как эти "социалисты" гордо защищают свою автономию от других "братских" партий, демонстрируя тем самым себя как наследников чистейших политических и патриотических традиций своих буржуазий, готовых поднять, по выражению Сталина, сброшенный ими флаг.

Интернационализм в этих условиях становится еще более риторическим и лишенным смысла словом, чем "международное братство народов", лозунг, который Маркс в Критике Готской программы яростно бросил в сторону Немецкой Рабочей Партии как "заимствованный из буржуазной Лиги за свободу и мир". Никакой реальной международной солидарности не было уже давно, даже в очень напряженные моменты (например, забастовка шахтеров в Бельгии, забастовка докеров в Англии, восстание чернокожих рабочих в американской автомобильной промышленности, всеобщая забастовка французов в 1968 году и т. д). И никакая международная солидарность даже невозможна до тех пор, пока декларируется, что каждая Пролетарская и "Коммунистическая" партия должна самостоятельно решать свои личные проблемы, и что они являются "единственными, кто может их решить", коротко говоря, никакая международная солидарность невозможна до тех пор, пока каждая партия, затаившись в своем собственном "отдельном" уголке, выступает в роли защитника своей собственной нации, своих национальных институтов и традиций, своей национальной экономики и защитника священных национальных "границ". В любом случае, какой смысл заключался в интернационализме не только на словах, но и "фактически" (Ленин), если послание "новых партий" миру представляло собой мирное сосуществование и конкурентную гонку между капитализмом и "социализмом"?

Полностью восстановленное пролетарское движение со всеми его отличительными историческими чертами возникнет только при условии признания того, что во всех странах есть только один путь к освобождению и что может быть только одна партия, доктрина, принципы, программа и практические нормы действий, которые должны быть также целостны и уникальны. Партия, вместо того чтобы воплощать смешанную совокупность запутанных и противоречивых идей, представляет собой "ясное и органичное превознесение всех частных импульсов, возникающих из интересов отдельных пролетарских групп, разделенных на профессиональные категории и принадлежащих к разным нациям, в синтетическую силу, работающую на мировую революцию" (политическая платформа Партии, 1945).

Отказ коммунистического движения от своих международных революционных обязанностей столь же отчетливо выражается в полном и позорном отказе от классических марксистских позиций в отношении повстанческой борьбы колониальных народов против империалистического гнета. Несмотря на то, что после Второй мировой войны эта борьба приобрела более ожесточенный характер, пролетариат имперских метрополий был запряжен в повозку буржуазного "переустройства" по-настоящему трусливым образом. В 1920 году, столкнувшись с вооруженной борьбой колониальных народов, уже потрясавших империализм в послевоенный период, 2-й съезд Коммунистического Интернационала и первый Съезд восточных народов наметили великую перспективу единой мировой стратегии, которая сочетала бы пораженчество социального восстания в капиталистических метрополиях с национальным восстанием в колониях и полуколониях. Последнее восстание, политически направленное молодой колониальной буржуазией, должно было преследовать буржуазную цель национального единства и независимости, и все же объединение политических сил "поставило на повестку дня диктатуру пролетариата во всем мире": с одной стороны, активное вмешательство политически и организационно независимых молодых коммунистических партий во главе огромных масс рабочих и крестьян, а с другой – наступление пролетариата метрополий на цитадели колониализма создало бы возможность обойти национал-революционные партии и превратить первоначально буржуазные революции в пролетарские революции. Ничто из этого не противоречит плану постоянной революции, намеченному Марксом и осуществленному большевиками в полуфеодальной России 1917 года.

Ключевым пунктом этой стратегии может быть и был только революционный пролетариат "более цивилизованных" стран, то есть более экономически развитых, потому что их победа, и только она одна, позволит странам, которые были более экономически отсталыми, преодолеть исторический барьер своей отсталости. Овладев после захвата власти средствами производства, пролетариат метрополий мог бы затем включить экономику бывших колоний в "мировой экономический план", который, хотя и был бы унитарным, как тот, к которому уже стремится капитализм, отличался бы тем, что у него не было бы никакого желания угнетать или завоевывать, никакого желания уничтожать и эксплуатировать. Колониальные народы, таким образом, благодаря "подчинению непосредственных интересов стран, где были победоносные революции, общим интересам революции во всем мире", достигли бы социализма, не проходя через ужасы капиталистической фазы, которая была бы еще ужаснее, поскольку им пришлось бы срезать углы, чтобы достичь уровня, сравнимого с наиболее развитыми странами.

С того момента, как в 1926-27 годах была решена судьба китайской революции, оппортунизм не оставил камня на камне от этого могучего строя. В колониях, особенно после Второй мировой войны, так называемые коммунистические партии, далекие от того, чтобы "поставить себя во главе эксплуатируемых масс" для ускорения отделения от бесформенного блока нескольких классов, сгруппированных под знаменем национальной независимости, отдали себя в распоряжение местной буржуазии и даже "антиимпериалистических" феодальных классов и властителей. Так или иначе, но, придя к власти, они защищали политическую программу конституционной, парламентской и многопартийной демократии и "забыли" "поставить вопрос о собственности" или, по крайней мере, о безвозмездной конфискации огромных земельных владений (связанных в своей основе с промышленной и торговой буржуазной собственностью, а через нее и с империализмом). Что же касается молодого, закаленного в боях и чрезвычайно концентрированного локального пролетариата, то он ни разу не был представлен как авангард крестьянских и полупролетарских масс, веками живших в крайней нищете, чтобы вместе сбросить с себя ярмо капитала.

Между тем в империалистических метрополиях коммунистические партии отреклись от принципов насильственной революции и Диктатуры Пролетариата. Во Франции во время последней стадии Алжирской войны и в Америке во время Вьетнамской войны они опустились еще ниже реформистов Второго Интернационала, ограничившись призывами к "миру и переговорам" и призывами к "формальному и просто официальному признанию равенства и независимости" вновь образованных наций от их правительств. Этот подход был заклеймен третьим Интернационалом как лицемерный лозунг "демократической буржуазии, замаскированной под Социалистов".

Следствием этой полной утраты марксистской ориентации на двойные революции является и было то, что огромный революционный потенциал, заключенный в крупных и часто кровавых восстаниях (основную тяжесть которых всегда несли миллионы пролетариев и бедных крестьян), был растрачен впустую: в странах, ставших теперь формально независимыми, у власти находятся коррумпированные, жадные и паразитические буржуазии, и, осознавая угрозу эксплуатируемых масс города и страны, они более чем готовы заключать новые союзы со вчерашним "врагом" - империализмом. Между тем капитал в старых империалистических центрах, позорно брошенный на произвол судьбы, попросту проникает обратно в бывшие колонии через черный ход, и с помощью "поддержки", займов и торговли сырьем и мануфактурой он выходит невредимым. В то же время результатом парализации пролетарского и коммунистического революционного движения в опорных пунктах империализма является то, что дегенеративным Маоистским, Кастровским и Геваранским теориям дается явное историческое обоснование, указывающее на иллюзорные крестьянские, народные и анархические революции как на единственный способ избежать глобальной трясины легального и пацифистского реформизма. Все это было вызвано неизбежным результатом отказа от ВИА Маэстра в пользу интернационализма.

Но точно так же, как интернационализму (отвергнутому теми партиями, которые связаны с Москвой или Пекином) суждено возродиться вновь, будучи основанным на фактах все более глобальной экономики, системы обмена и национальной ссуды (которая в колониях укрепляла единый фронт всех классов, а также ускоренную индустриализацию и стремительные преобразования политических и социальных структур), так и классовая война и диктатура пролетариата неизбежно и повсеместно возвращаются на повестку дня. Это служит доказательством того, что теперь долг современной международной коммунистической партии состоит в том, чтобы помочь формирующимся рабочим классам так называемого третьего мира отделить свою судьбу от социальных слоев, находящихся у власти, раз и навсегда оторвавшись от них, тем самым позволив пролетариату занять свое с трудом завоеванное место в мировой армии коммунистической революции.

Вернёмся к коммунистической программе

На программном уровне наша концепция социализма отличается от всех других тем, что она постулирует необходимость предварительной насильственной революции, разрушения всех институтов буржуазного государства и создания нового государственного аппарата, направленного в противоположном направлении единой партией: той партией, которая подготовила, укрепила и привела к победному завершению пролетарские атаки на старый режим.

Но точно так же, как мы отвергаем идею постепенного и мирного перехода от капитализма к социализму без политической революции, то есть без разрушения демократии, мы отвергаем и анархистскую концепцию, ограничивающую задачи революции свержением существующей государственной власти. Ортодоксальный марксизм считает, что политическая революция знаменует собой начало новой социальной эпохи, и поэтому важно пересмотреть ее основные этапы.

1) Переходная фаза.

Политически эта фаза характеризуется диктатурой пролетариата, экономически - выживанием форм, непосредственно связанных с капитализмом, то есть меркантильным распределением продуктов, пусть даже в крупной промышленности, а в некоторых отраслях, особенно в сельском хозяйстве, в некоторых мелких производствах. Пролетарская власть может побороть эти формы только деспотическими мерами, т. е. переходом под ее контроль всех отраслей уже общественного и коллективного характера (крупная промышленность, сельское хозяйство и торговля, транспорт и т. д.).,) и путем создания обширной распределительной сети, независимой от частной торговли, но все еще функционирующей, по крайней мере вначале, в соответствии с меркантильными критериями. Однако на этом этапе обязанности военной борьбы имеют приоритет перед социальной и экономической реорганизацией, если только, вопреки всем разумным ожиданиям, класс, который был свергнут внутри страны и которому угрожали извне, не откажется от вооруженного сопротивления.

Продолжительность этого этапа зависит, с одной стороны, от масштаба трудностей, которые капиталистический класс создаст революционному пролетариату, а с другой - от объема реорганизационной работы, которая будет обратно пропорциональна экономическому и социальному уровню, достигнутому в каждой отрасли и в каждой стране, и которая в связи с этим будет легче в более развитых странах.

2) Начальная фаза социализма (социалистическая фаза)

С другой стороны, тот факт, что пролетарское государство имеет в своем распоряжении средства производства, делает возможным (после безжалостных репрессий всех бесполезных или антисоциальных отраслей экономики, начатых уже в переходную фазу) ускоренное развитие тех отраслей, которыми пренебрегал капитализм, прежде всего жилищного строительства и сельского хозяйства: кроме того, оно позволяет осуществить географическую реорганизацию производственного аппарата, что в конечном итоге приводит к подавлению антагонизма между городом и деревней и к формированию крупных производственных объединений в континентальном масштабе. Эффективная монополия промышленного производства, принадлежащая пролетарскому государству, также позволит мелким производителям в наибольшей степени интегрироваться в более прогрессивные и концентрированные формы производства.

Наконец, все эти достижения предполагают отмену тех общественных условий, которые, с одной стороны, ограничивают женский пол непродуктивной и черной домашней работой, а с другой - ограничивают большое число производителей только физической деятельностью, превращая интеллектуальный труд и научное знание в социальную привилегию только для одного класса. Таким образом, наряду с упразднением различных классовых отношений к средствам производства существует перспектива исчезновения установленных присвоений данных социальных обязанностей отдельным человеческим группам.

3) Фаза высшего социализма (или коммунистическая фаза)

Поскольку государство выполняет те задачи, которым оно обязано своим существованием, оно выходит за пределы своей исторической функции предотвращения и подавления попыток капиталистической реконструкции и перестает существовать как государство, то есть как власть над людьми, и начинает превращаться в обычный аппарат для управления делами. Это отмирание связано с исчезновением определенных социальных классов и поэтому осуществляется тогда, когда малые производители, крестьяне и ремесленники, наконец, превращаются во все более и более крупных промышленных производителей. И таким образом мы достигаем этапа высшего коммунизма, который Маркс характеризовал следующим образом: «В высшей фазе коммунистического общества, когда рабское подчинение индивида разделению труда, а вместе с ним и антитеза между умственным и физическим трудом исчезли, когда труд стал не только средством существования, но и основной жизненной потребностью, когда производительные силы также возрастут вместе с всесторонним развитием индивида, и все ресурсы кооперативного богатства потекут более обильно – только тогда узкий горизонт буржуазного права может быть полностью преодолен и общество запишет свои лозунги: От каждого по способностям, каждому по потребностям!".

Этот великий исторический исход включает в себя не только уничтожение противоречий между людьми, причину их беспокойства и ту "общую, личную и постоянную" неуверенность (Babeuf), которая является участью человечества при капиталистическом обществе, но и основное условие настоящего господства общества над природой, которое Энгельс называл "переходом от господства необходимости к господству свободы", при котором развитие человеческих сил как человеческой деятельности впервые станет самоцелью. Именно тогда социальная деятельность сама по себе даст разрешение всех антиномий традиционной теоретической мысли, "между бытием и сущностью, объективизацией и самоутверждением, свободой и необходимостью, индивидом и видом" (Маркс), и тогда коммунизм, наконец, будет достоин своего описания, примененного к нему основателями научного социализма, как "загадка, окончательно разрешенная историей".

Восстановление в национальном и международном масштабе пролетарской политической партии, действительно способной обеспечить преемственность политической революции, будет установленным историческим фактом только в том случае, если передовые силы пролетариата в развитых и слаборазвитых странах построятся на кардинальных позициях, изложенных выше. Ортодоксальный коммунизм выделяется из всех различных оттенков более или менее левого экстремизма отрицанием того, что эволюция современного общества препятствует формированию пролетариата в революционную партию. Он утверждает, что в нынешней по сути фашистской фазе капиталистического господства законы, которые исчерпали политическую борьбу между буржуазными партиями, неприменимы к пролетариату. Напротив, он утверждает, что именно исчезновение всякой реальной оппозиции между старым классическим левым и правым крылом, между либерализмом и авторитаризмом, между фашизмом и демократией обеспечивает наилучшую историческую основу для развития решительной коммунистической и революционной партии.

Реализация этой возможности зависит не только от неизбежной вспышки открытого кризиса, как более, так и менее кратковременного и в какой бы то ни было форме, но и от объективного обострения социальных конфликтов даже в фазах подъема и процветания. Тот, кто высказывает хотя бы малейшее сомнение по этому поводу, на самом деле также сомневается в исторической перспективе коммунистической революции. Такое отношение может быть объяснено серьезностью отступления, вызванного упадком 3-го Интернационала, 2-й империалистической войной и всемирным распространением и последующим усилением капитализма. Это всего лишь отражение временного торжества капитала в сознании его "могильщиков". Но далеко не наделяя этот режим вечной жизнью, его триумф фактически подготавливает, заглушая его, самый яростный революционный взрыв в истории.

Для того чтобы партия развивалась, она не может соответствовать тем формальным правилам, которые многие антисталинские оппозиционные группы отстаивали во имя "демократического централизма". Это объясняется тем, что такие правила опираются на веру в то, что правильная ориентация партии зависит от свободного выражения мысли и воли пролетарской "базы", а также на уважение демократических правил и выборных условий как способа решения вопроса о том, кто возьмет на себя какие обязанности и на каком уровне. Хотя мы и не отрицаем, что подавление оппозиционных движений и процессуальные нарушения действительно способствовали ликвидации революционно-коммунистической традиции (в России и в других странах), но наша партия всегда характеризовала эту ликвидацию, по существу, как ликвидацию программы и тактики. Возможное возвращение к прочным организационным нормам, на которое надеялись Троцкисты, мало что могло бы предотвратить. Точно так же, вместо того чтобы полагаться на уставы, предполагающие широкое и регулярное использование демократического механизма, мы верим в однозначное и бескомпромиссное определение средств и целей революционной борьбы.

Партия должна создать свои внутренние органы, отобрав те, которые ясно дали понять, что они без колебаний примут ее "катехизис", а если она этого не сделает, то это уже не партия. Во всяком случае, важен сам процесс отбора, а не какое-то типовое представление внутреннего функционирования. Таково, стало быть, содержание формулы "органического централизма", которую наша партия всегда противопоставляла противоположной формуле демократического централизма. Органический централизм делает акцент на одном действительно важном элементе: уважении не к большинству, а к программе; уважении не к отдельным мнениям, а к исторической и идеологической традиции движения. В соответствии с этой концепцией существует внутренняя структура, которую заядлые сторонники индивидуальной и коллективной свободы будут клеймить как диктатуру комитетов или даже отдельных лиц, но которая существенным образом реализует необходимое условие существования партии как революционной организации: это диктатура принципов. При таких условиях дисциплина Базы к решениям Центра достигается с минимальными трениями, а полная диктатура отдельных лиц становится необходимой только тогда, когда тактика партии отделяется от программы, порождая напряжение и столкновения, которые могут быть разрешены только дисциплинарными мерами, как это и произошло в Интернационале еще до сталинской победы.

Историческое развитие классовой партии всегда характеризовалось "переходом пролетарского авангарда из области стихийного движения, вытекающего из частных и групповых интересов, в область обобщенного пролетарского действия". Этому исходу способствует не отрицание таких примитивных движений, а, напротив, обеспечение того, чтобы партийный организм, как бы мал он ни был, активно включался в физическую борьбу пролетариата. Поэтому работа идеологической пропаганды и прозелитизма, естественно вытекающая из внутриутробной фазы идеологического просветления, не может быть оторвана от участия в экономических движениях. Хотя профсоюзные "завоевания" никогда не могут рассматриваться как конечная цель, участие в них важно по двум причинам: 1) превращение этих движений в средство получения незаменимого опыта и тренировки, необходимых для реальной революционной подготовки, путем беспощадной критики прогнозов, постулатов и методов контролирующих их профсоюзов и партий классового сотрудничества, и, 2) на более продвинутой стадии осуществить их объединение и их революционную трансцендентность как результат жизненного опыта, подталкивая их к полной и завершенной осознанности.

В последние десятилетия официальные профсоюзы становились все более невосприимчивыми ко всем попыткам унифицировать и объединить борьбу, а также сопротивлялись обычным требованиям и потребностям. Как следствие, наилучшие и наиболее эффективные противоборства были созданы и проведены вне контроля крупных профсоюзных федераций. Организации, порожденные такой борьбой, являются богатым и ценным опытом для пролетариев, который партия поддерживала и продолжает поддерживать всеми средствами. Хотя нельзя исключать возможности для класса переориентировать официальную профсоюзную политику на классовые основания (например, в моменты массовых рабочих волнений и крупных экономических движений), в настоящее время эти организации выступают скорее, как органы буржуазного государства внутри рабочего класса, чем как пролетарские органы экономической борьбы.

Для современного общества коммунизм является абсолютной и всемирной необходимостью. Рано или поздно пролетарские массы снова будут штурмовать крепости капитализма огромной революционной волной. Разрушение этих крепостей и победа пролетариата могут состояться только в том случае, если тенденция к воссозданию классовой партии усилится и распространится на весь мир. Формирование всемирной партии пролетариата является целью всех тех, кто желает победы коммунистической революции, и объединенные силы мироовй буржуазии уже борются против этого.